Можно ли одевать линзы когда болеешь, AIST/msg_with_lessinvest.ru at master · asbabiy/AIST · GitHub

Игнорируя такие ненужные вещи, как знаки препинания и паузы между словами она выдала их версию происходящего. Логика не терпит особого ущерба, если кто-то нарушает ее правила. Многие годы православную семинарию в Нью-Йорке возглавлял замечательный русский богослов отец Александр Шмеман. Цирики к нам относились хорошо, дружно были. Может, вы мне скажете?

Просто мне кажется - даже та мифология, которая называется "научным атеизмом" должна быть вежливой с правилами логики. А логика говорит: если ты заявляешь, что религия - это детская модель мышления человечества, и, кроме того, считаешь, что каждый ребенок проходит в своем индивидуальном развитии весь филогенез, всю историю человеческого рода - значит, ты чисто логически вынужден признать - в жизни ребенка, конкретного ребенка, обязательно должен присутствовать период мифологического восприятия мира.

А значит - он сам жаждет услышать о Горнем мире. Но цирк есть цирк. Если надо все поставить с ног на уши - это делается изящно и на полтора счета. Однако мало заметить логическую несовместимость этих тезисов. Логика не терпит особого ущерба, если кто-то нарушает ее правила. Закону тяготения не вредит, если некто решил им пренебречь: в конечном итоге своим падением он ломает шею себе, а не ньютоновской механике. А вот детские души могут быть изуродованы, если подойти к ним с искаженным шаблоном.

Аргументом типа "вырастет - сам разберется" можно разрушить всяческое воспитание детей. Это все равно, что заявить: поскольку в мире есть много языков, то давайте мы с малышом вообще ни на каком языке не будем говорить, а когда ему будет шестнадцать лет, он получит паспорт, и тогда решит, какой язык будет его родным японский, английский или русский.

Несомненно, любое воспитание есть некоторое навязывание подростку определенного образа действий и мировосприятия родителями, учителями, старшими друзьями. В этом смысле языковое и религиозное воспитание - совершенно одинаковы. Если у ребенка появился вопрос - разбираться с ним он будет сейчас. И если взрослые ему не предложат ответ - он будет этот ответ творить сам, пользуясь подручными материалами.

Другое дело, что качество такого ответа может оказаться угрожающим. Сегодня ведь не брежневские времена тотального молчания о вере. Средства массовой информации постоянно скользят по грани "религиозных тайн". Эта оккультная увлеченность российского телевидения и в детях исподволь воспитывает именно оккультно-магическое восприятие мира.

Приходишь на первый урок к первоклассникам, пытаешься им объяснить, что такое душа - а в ответ слышишь: "Я знаю, что это такое!

Это "астральное тело" называется! И кто гарантирует, что через несколько лет сие юное создание, с пеленок знающее слова "карма" и "астрал", услышав их от очередного "Учителя Истины", не окажется в секте?

Итак, у детей есть свой интерес к религиозной реальности. Поэтому разговор о религиеведческом или религиозном воспитании детей вообще стоит начать с вопроса - а зачем это надо?

Не зачем надо нам с вами, государству, стране, школе и Церкви, но: детям это надо или нет? Попробуем взглянуть на разговор о духовном мире глазами ребенка. Или - конкретнее - поставим вопрос: что такое наличие или отсутствие религиозного воспитания для самого ребенка? Логика "религиеведения" понуждает признать, что признать, что в жизни ребенка, конкретного ребенка, обязательно должен присутствовать период мифологического восприятия мира.

Значит, ребенку нужно религиозное воспитание просто для того, чтобы быть ребенком. Ребенок - не агностик, его восприятие духовного мира и живо, и реалистично. Он очень мистично видит мир. Одна из черт того мышления, которое называется мифологическим, заключается в том, что человек - носитель такого рода мышления - не различает между естественным и сверхъестественным порядком вещей.

Дело в том, что курсы научного атеизма строятся на начальном свидетельстве, что религия - это вера в сверхъестественное. На самом деле - это атеисту кажется чудо чем-то сверхъестественным. Для человека глубоко верующего чудо просто в порядке вещей. Несложно убедиться, что ребенку присуща эта черта, мифологического восприятия мира. Для ребенка ничего сверхъестественного нет. Для него чудо встроено в распорядок дня. В его сознании нет деления мира на "естественную" и "сверхъестественную" сферу.

Вообще любое органичное религиозное чувство не воспринимает чудо как нечто разрушающее порядок вещей, но, напротив, ощущает, что "без чуда миру не стоять", что чудо срастворено миру. Нормально - дыхание чудес, ненормальна жизнь лишь по физическим законам Религиозное сознание очень реалистично, оно не любит "фантазии". Просто в его реальность входит еще и чудо, просто его реальность не ограничивается миром мертвых вещей. Так вот, мир ребенка органичен, и чудо в нем имеет постоянную прописку.

Взрослого учителя поразило бы, если бы он увидел на улице живого Христа? А малыша - нет. Его такая встреча просто обрадовала бы. И дети от четырёх до шести лет при встрече на улице со священником громогласно оповещают своих родителей и друзей, что "во-он Боженька идет! Причем делают это детишки как раз из неверующих семей.

Церковный малыш, начавший причащаться и встречаться с батюшкой, еще находясь в своей маме, конечно, к этому времени уже умеет относиться к священнику просто с привычной теплотой и доверием. А вот дети, лишь урывками слышащие что-то о духовной сфере, ловят каждый знак из той области, которую они же считают самой главной.

И для него встреча с "Боженькой" совершенно нормальна. Час назад он встретил замечательного котеночка, а теперь вот - еще более замечательного Боженьку. Разве в этом есть что-то слишком странное? А разве вы, взрослые, реже встречаете Его? Как-то после службы, когда я стоял в храмовом дворике, ко мне подошел один человек.

Он долго смотрел на меня, а потом спросил: "Ты здесь живешь? Моим пояснениям о том, что я здесь не живу, а служу, он, похоже, не очень поверил.

Когда же мы продолжили наш разговор, выяснилось, что за все пять лет своей жизни этот человек ни разу в церкви не был. Раз так - мы зашли в храм. Понятное дело, я ничего рассказать ему о храме не мог. Не говорить же ему "это иконостас", "это алтарь", "это паникадило" и прочие странно-иностранные слова. В конце концов, он больше моего в храме видит Так вот, походил он минут пять по храму, затем возвращается ко мне и говорит: "А я видел, где тебя убили" - и показывает на Распятие Трёхлетний ребенок долго мучается кашлем.

Перед сном он говорит бабушке: "Бабушка! Если ты во сне увидишь ангелов, скажи им, чтобы у меня перестал кашель: я очень устал! Очень похожий случай был в жизни двух людей, и от них обоих порознь мне довелось услышать рассказ об этом происшествии.

Участниками его были шестилетний Сережа и его мама. Однажды они оказались в городе, выросшем вокруг атомной электростанции. Когда настала пора уезжать - у Сережи вдруг пошла носом кровь. Проходят часы, а остановить кровотечение не удается. Анализы показывают, что содержание лейкоцитов в три раза выше нормы. Мальчика кладут в больницу. Мама сидит у его изголовья в палате и плачет. Эту семью не назовешь традиционно религиозной.

Старший сын пришел в Церковь за годы своей учебы в университете, и, постепенно, он подвел к вере своих родных. Лишь младшенький, Сережа, можно сказать, уже воспитан в православной атмосфере. И вот мама плачет над кроваткой малыша, уходящего все дальше и дальше И тут Сережа открывает глаза, смотрит на маму и довольно сердито говорит: "Мам!

Ты бы помолилась, что ли! Мама начинает молиться, но скоро опять слезы мешают ей обращаться к Богу. Тут Сережа начинает настаивать: "Нет, мам, ты не отвлекайся, ты молись! В знакомой мне семье с сибирском городе Ноябрьск заболел недавно воцерковившийся мужчина. В течение первого дня его 5-летний сынишка озабоченно ходит вокруг лежащего папы… На следующее утро больной уже приподнимается… Максимка вбегает в спальню отца и на бегу спрашивает: «Ты уже не болеешь? Получив в ответ - «Уже получше, но все-таки еще болею», - мальчишка, не останавливаясь, тут же разворачивается в обратную сторону и на бегу бросает: «Тогда я побегу еще помолюсь!

А вот случай, свидетелем которого я сам был. В июне прошлого года меня пригласили прочитать несколько лекций в Тамбове. Нетрудно представить себе поезд, который идет из Москвы в начале лета.

Вагоны полны детишками, которых родители конвоируют к бабушкам в деревню. В моем купе едет типично московская семья. Мама с папой везут к бабушке в деревню двух мальчишек.

Старшему девять, а младшему около шести. Естественно, они видят, что я священнослужитель, и мама рассказывает, что они тоже "во что-то" верят, что папа строитель, как-то даже трубы к храму прокладывал.

Детишки, мол, тоже не без Бога растут. Тут же малыша поднимает: "Сашенька, ну покажи, как ты знаешь "Отче наш"!

Обычно ребенку очень не хочется декламировать что-либо перед взрослыми людьми: что стихотворение, что молитву. И вот Саша "с пятого на десятое", с огромной неохотой прочитал молитовку только отстаньте, мол, от меня. Легли спать. Их станция была часов в шесть утра. За час детишек будят. Буквально без десяти шесть, не доехав лишь несколько километров до станции, поезд вдруг останавливается.

Стоит час, другой. Потом выяснилось, что в поезде, который шел перед нами, взорвалась цистерна. Детишки нервничают, родители тоже беспокоятся: их машина из колхоза должна встречать.

И неожиданно мама нервно говорит: "Ну, Сашенька, ты, что ли помолись!? Но Сашенька все понял правильно. Встает и работает уже всерьез: "Отче наш, иже еси на небесех И когда он сказал "Аминь" - поезд тронулся. Проехав нужные километры до станции, на которой юному молитвеннику надо было сходить, и встал там уже надолго. Моих молитв Господь не принимал Приведу еще один пример, который никак не объясняется "влиянием среды": Сынишка красного комиссара ничего не знал о Боге - даже бабушка, когда тот спросил про крестик, что это у нее висит на груди, ответила - часы.

Но раз, услышав удар колокола, он сказал: "Бабуся! Но если естественное стремление ребенка к целостному, мифическому познанию мира не направить в выработанные культурой формы религиозного сознания, он будет обречен на индивидуальное мифотворчество и богостроительство. Табуирование бесед на важнейшие темы приведет к искажениям его внутреннего мира. Если среда, в которой живет ребенок, не будет предлагать ему многомерное, мифологическое, сердечное, живое, осмысление мира, то мир этого ребенка будет ущербен, ограничен.

В х годах в советской педагогике была попытка запретить преподавание сказок детям, аргументированная таким образом: "мы готовим инженеров человеческих душ, нам нужны рационалисты, а все эти Кощеи и Змеи Горынычи - нам абсолютно не нужны". Однако достаточно быстро выяснилось, что однозначная и плоская рационализация детского мира уродует психический мир ребенка; он теряет многомерность восприятия мира. Ребенок же без религиозного воспитания рискует получить не только психические травмы.

Тут речь идет не только о душевном и эмоциональном голодании. В начале х годов вышла книга под названием "Преодоление страхов у детей". Жалко, что я не сохранил саму книгу и не помню ее авторов. Речь в ней шла о ночных страхах детей, об их боязни темноты и одиночества.

Автор же предложил вполне понятную психоаналитическую методику: они просили детей нарисовать свои страхи. Ребенок своей рукой рисовал причину своего испуга - и боялся уже меньше. К книге были приложены эти рисунки. Какие же чудища страшили советских детей в обществе безвозвратно победившего социализма?

Кощеи Бессмертные? Большинство нарисовали - бесов. Откуда страх перед чертями в советских ребятах? В те годы бесенок в мультфильмах и на брелках, в детских раскрасках и книжках типа "Сказки о попе и его работнике Балде" - очень милое и смешное существо, с которым советские душеведы предлагали ребенку отождествлять себя.

Или его все обижают. Или он такой озорничок, которого даже и пожалеть можно. Ничего злого и плохого в нем нет. И вдруг эти дети из неверующих семей рисуют не каких-то инопланетян, монстров и т. Бабушкиными рассказами здесь ничего не объяснить: во-первых, верующих бабушек в то время было гораздо меньше боящихся детей, а, во-вторых, даже верующая бабушка уж точно не станет рассказывать внуку о лукавом, не дав прежде средств духовной защиты от него. Тогда возникает вопрос: если такое восприятие у него есть, то не стоит ли дать ребенку опыт общения с этим миром, который накоплен его народом, накоплен человечеством.

То есть сублимировать, преобразить его личный, пока еще может быть маленький и довольно двусмысленный духовный опыт, через призму общечеловеческого церковного религиозного опыта. Если мы не будем с ним об этом говорить, то он будет вариться в собственном соку, что может привести довольно к печальным последствиям.

Прежде всего это связано с тем, что мир духовный сложен, он не одной краской выкрашен, там действительно идет духовная война, как писал Достоевский: "Здесь дьявол с Богом борется, и поле битвы - сердца людей". Мы, взрослые, можем договориться: давайте до шестнадцати лет детям ничего о вере, о религии не говорить. А сможем ли при этом мы с вами к этому договору об общественном согласии заполучить подпись "Князя Тьмы"?

Даст ли он нам обещание: "Да, да, до шестнадцати лет я ваших детишек трогать не буду. Я не буду никакие им помыслы навевать, ни злые ни мрачные и т. Не нужно думать, что силы зла непременно являются в образе Мефистофеля и говорят: подписывай контракт хотя мне доводилось встречаться с сатанистами, именно так рассказывавшими о своих отношениях с патроном. Этот опыт прилива к сердцу человека сверхчеловеческой ненависти есть у каждого.

Происходит некий скандал, размолвка между близкими людьми, и мы говорим друг другу немыслимые гадости. На следующее утро меня спрашивают: "Ну что ты такое вчера Лене наговорил?

Этот опыт прилива сверхчеловеческой ненависти к сердцу человека есть у каждого. И у малышей он очень хорошо заметен. Даже в детях, воспитуемых по самым прогрессивно-научным методикам, бывают заметны приступы неописуемой и неспровоцированной ярости. Кто не видел этих припадков буквальной одержимости? Или не наблюдал еще худшего - как ребенок, еще секунду назад казавшийся ангелом во плоти, вдруг на минуту превращается в Кая с обледеневшим сердцем, не желающего и слышать о чьей-то боли?

Вот он еще ангелочек, миленький да хорошенький, - и уже немедленно, без всякого интервала такой приступ одержимости. И в своей яростной одержимости он все вокруг готов сокрушить. Причем интенсивность этой ярости, ее массивность, совершенно не соразмерны поводу, который ее спровоцировал. От таких "приключений" ребенка нужно защищать. От духовной отравы надо защищать духовным же оружием. Таблетки, умные книжки и рисунки тут не помогут. Церковь защищает детей Крещением и Причастием.

И здесь я уже как церковный человек говорю: детей надо защищать не только рассказами о Евангелии или о сатане, но и таинствами, молитвами, в том числе молитвой родителей, молитвой церкви. Но это уже другая тема. В любом случае надо помнить, что не допуская ребенка к беседам о душе и о Боге, о Евангелии и чудесах - родители не оставляют чистым религиозное сознание малыша, они пишут в его душе вполне определенные знаки религиозного содержания - ибо атеизм есть род религии, есть антирелигия.

Верно, нельзя насиловать человека. Но есть ли основания считать, что дети противятся Христу? С какой стати малышей считать за демонов? Христианский писатель третьего века Тертуллиан сказал: душа человеческая просто по природе своей уже христианка. Это значит, для человека естественно стремиться ко Христу, а не противиться Ему. Это значит, лишь злая воля человека отклоняет его стремление от Источника жизни. И неужели младенцы столь злы, что в их душах нет естественного места для Христа и Евангелия, для молитвы и таинства?

А если мы говорим о воспитании в школе, то я могу просто засвидетельствовать, что когда я прихожу в класс, и дети узнают, зачем я пришел и о чем пойдет речь, то у них пробуждается неподдельный интерес. Для них это радость. Как зажигаются глаза первоклашек, когда они видят, что в класс к ним зашел человек, который будет говорить с ними о Боге! Не просто любопытство и не просто радость от новизны. Но еще и радость о снятии табу, снятии запрета.

Была какая-то тема в жизни, которую взрослые запрещали. Дети сами эту область знают и не понимают - почему же взрослые с ними об этом не говорят. Ребенок никогда не воспринимает разговор с ним на духовную тему как насилие речь идет о маленьких.

Для него - это его мир. Детям нужна защита. Детям радостна жизнь в Церкви. Так - "пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне! Нельзя составить верное представление о детях, не зная, как они воспринимают Православие.

Если кому-то захочется от имени детей настаивать, что детям религия скучна, вредна и неинтересна, я посоветую прежде написания академической статьи на эту тему зайти все же на воскресную литургию в храм и посмотреть - кто толпится ближе всех к алтарю? Когда священники "веселыми ногами" это выражение пасхального канона бегают по храму с каждением, дети, перекрикивая друг друга, и, перекрывая хор, кричат что есть сил в ответ на возгласы монахов: "Воистину Воскресе!!!

Верно и обратное: нельзя иметь верное представление о Православии, не зная, как его воспринимают дети. Православие глазами семилетнего мальчишки передано в двух очень светлых книгах: "Лете Господнем" И.

Шмелева и в "Дорожном посохе" В. Именно детей желательно было бы спросить при выборе между православием и протестантизмом: "Какая церковь вам больше по сердцу? Религии, Основатель которой сказал, что в чем-то очень важном мы должны походить на детей, а иначе не сможем войти в Царство Небесное, не может быть безразлично мнение детей о ней самой. Спросите малышей: как они хотели бы - чтобы места молитвенных собраний походили на чисто выбеленные актовые залы баптистских молельных домов или на загадочные и сложные золото-иконные миры православных соборов?

Хотели бы дети, чтобы человек, говорящий с ними о "Боженьке", был одет в костюм с галстуком и гладко выбрит, или им интереснее при прочих равных условиях говорить с бородачом, который иногда появляется в необычной черной рясе, а иногда - в еще более необычных сияющих облачениях? Многие годы православную семинарию в Нью-Йорке возглавлял замечательный русский богослов отец Александр Шмеман. Ему, конечно, часто приходилось отвечать на вопросы американских протестантов, недоумевающих по поводу сложности православного Богослужения.

И однажды он очень просто ответил: "Я могу долго объяснять вам, почему в нашем храме это так, а это - вот так. Я могу часами разъяснять вам смысл каждой детали нашего облачения, смысл каждого литургического жеста и слова.

Но я скажу кратко: детям это нравится! О детях старшего возраста тоже не стоит судить только на основании статей о "подростковой преступности". Каждому возрасту дано по-своему воспринимать Бога. В юности есть свои переживания, в старости - свои. И хотя бы поэтому человек, который в детстве и юности был далек от веры, который лишь на склоне лет перешагивает порог Церкви, уже не сможет пережить того, что даруется молодым. Иван Бунин, сумев сохранить память о своих детских переживаниях, так передает духовный настрой мальчика в "Жизни Арсеньева": "стал однажды [старший брат] Николай рисовать мое будущее - ну что ж, - сказал он, подшучивая, - и ты куда-нибудь поступишь, когда подрастешь, будешь служить, женишься, заведешь детей, кое-что скопишь, купишь домик, - и я вдруг почувствовал, так живо почувствовал весь ужас и всю низость подобного будущего, что разрыдался Ну как не вспомнить здесь похожие страницы из "Мальчиков" и "Подростка" Достоевского?

Можно ли забыть, что Достоевский описывает порыв, приведший Алешу Карамазова в монастырь, теми же словами, что и святитель Афанасий Александрийский в рассказе о том, как первый монах - Антоний - появился в Церкви?

И Алеша, и Антоний услышали в храме чтение Евангелия: "Если хочешь быть совершенным, раздай все и иди за Мной".

И Алеша сказал себе: "не могу я отдать вместо "всего" два рубля, а вместо "иди за Мной" ходить лишь к обедне".

Юности дана эта способность - срываться с места и мчаться туда, где блеснула Истина. Позднее человек как-то иначе ищет этой самой главной Встречи: я тут, у себя дома, у семьи буду жить, но на всякий случай оставлю форточку не закрытой - вдруг Кто-то все же вновь постучится в мой мир. И в конце концов Вера становится лишь приложением к быту, переставая быть творческой силой бытия. Многое можно сказать об опасностях юношеских увлечений. Но человек, не переболевший ими или так и не направивший эту силу неосознанного юношеского героизма ко Христу, уже практически не имеет возможности познать ту полноту радости, которая даруется лишь при всецелой отдаче его служению Господу.

Как-то один англиканский иерарх сказал мне: "Знаете, отец Андрей, Англия, наверное никогда не будет христианской страной Мы, англичане, слишком консервативны для того, чтобы стать христианами. Ведь для этого надо перевернуть все в своей душе". Знал ли этот протестантский богослов, слова аввы Алония - "если бы не перевернул я всего вверх дном, не возмог бы построить здание души своей?

Но за его словами ясно различие двух консерватизмов - есть консерватизм греха: когда человек в свой устоявшийся быт не хочет впускать бытие далее порога.

И есть консерватизм святости: когда в церковном предании хранится и в каждом поколении каждому сердцу повторяется: чтобы войти к Богу, надо перевернуть все в душе своей. А столь ругаемый миром "консерватизм" Православия не есть ли на деле не что иное, как сохранившаяся сквозь тысячелетия юношеская дерзость апостола Иоанна?

Ригоризм православия, его несогласие останавливаться в духовной жизни на "полумерах", его призыв к неотмирному житию - не есть ли это дыхание юной веры, сохраненное дерзновение веры первохристиан? И не оказывается ли тогда, что Православие - "самая консервативная" конфессия христианского мира - самая молодая?

Недавно один философ сказал, что его собственные шестнадцати и семнадцатилетние сыновья кажутся ему ужасно старыми, когда они ведут бесконечные разговоры о мотоциклах и пластинках, а он сам заново познал радость молодости, придя из ЦК компартии к вере.

И пояснил: "ведь молодость человека измеряется его способностью оставить все позади и начать все сначала. И подлинный грех - это отказ стать большим, чем ты есть". И как странно, неподлинно звучат поэтому разговоры о "церковном возрождении", "восстановлении", "возврате", "обретении" и т. Со стороны может быть действительно наша жизнь в чем-то возвращается к прежнему. Но человек, сам переживший духовное обращение, знает - он никуда не возвращался.

Он совершил прорыв туда, где его еще не было. Он стал таким, каким он еще не бывал. Он приобрел - опыт новизны. Если при этом он увидел то, что видели христиане прошлых поколений и веков - в этом нет ничего удивительного - "Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же" Евр.

Юношеское диссидентство работает сегодня на нас. Господствующим мировоззрением и стилем жизни в школе и институтах все еще является материализм, и священник вполне может восприниматься как "бунтарь", как проповедник и исполнитель иной жизни, иной системы ценностей.

А мы плохо пользуемся этим. Мы слишком напуганы тревогами взрослого мира и за этими тревогами не видим детей. В Москве вышло уже несколько сборничков под названием "Антихрист в Москве". Но с ними ведь в школьный класс не пойдешь. Туда надо идти с вестью о том, что "Христос в Москве" - ибо "Христос посреди нас! Представим, что я пришел в школу и в течение трех недель беседовал с детьми. В результате, один слушатель захотел креститься.

На следующий день, когда я приду в класс, для меня возможно два варианта поведения. В первом случае я скажу: "Жидо-масоны вы проклятые! Я уже три недели говорю вам о православии, а только один из вас вырвался из-под влияния гнусного рока и порнографии!

Это - потому, что он вчера крестился. Кстати, эта радость может быть и вашей". Я предпочитаю второй путь. Издатели "Антихриста в Москве" - первый. В общем, быть православным - это здорово, айда все до нашего каземата! И, надо сказать, что даже в такой проповеди был бы больший динамизм и больше правды, чем в той, какая ведется сейчас со страниц православных изданий и в телесюжетах.

Все же воинская символика - это тот язык, что близок сердцу мальчишки. На этом языке он сможет понять, что речь идет о чем-то живом и ждущем от него выбора и участия. Но и такая проповедь редко слышна. По большей части язык нашей проповеди еще анемичнее. Православие - это воинская этика.

Церковь - не только больница для раненых и уставших, но и воинский орден, самое вступление в который столь похоже на воинскую присягу. Крещение пронизано воинской символикой и начинается оно с вызова и объявления войны диаволу. Слово "война" пугает старика и радует мальчишку. И если мы хотим, чтобы Россия не перестала быть православной, чтобы молодые люди находили дорогу к храму, не следует ли нам от "миротворческих" проповедей перейти к духовно более реалистическим, и ясно и громко сказать: "Мы - христиане - ведем войну не с людьми, конечно, а с помыслами и духами зла и под наши знамена созываем тех, кто понимает, чем слово работа отличается от слова служение.

Мы не обещаем победу. Мы сами устали за две тысячи лет боев. Мы предупреждаем, что будут раны, пленения и поражения. Ну так что ж за беда - сегодняшний долг и сегодняшнее веление сердца не допускают торговаться и взвешивать шансы на успех.

Идя вперед - рискуем телом, оставаясь на месте - душой. Нас оклеветали. О нашей Церкви сказали, что она "удовлетворяет религиозные потребности верующих". Это неправда: призвание Церкви - пробуждать эти потребности, пробуждать жажду Бога. И уже после причастия молится священник: "сподоби нас истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего! Митрополит Сурожский Антоний рассказывал, - его путь к вере начался со скучнейшей лекции одного очень известного православного богослова.

Возмущение преподанным изложением христианства было столь велико, что он решил сравнить эти рассказы с самим Евангелием. И Евангелие перевернуло его душу, совсем было прибитую к земле проповедью священника. Сейчас, уже на старости лет, митрополит Антоний полностью согласен с тем, что говорил ему тогда пожилой священник.

Хотя по сути все было правдой в той проповеди - в ней не было ничего, что могло бы зажечь душу пятнадцатилетнего мальчишки А все эти разговоры политиков и публицистов о "возвращении к истокам", не слишком ли вразрез они идут с опытом родившейся веры. И не мешают ли эти разговоры родиться вере в душах, по закону юности рвущихся вперед, а не назад?!

Еще печальней - когда молодая душа, оказывается в приходе одна среди множества пожилых людей и перенимает свойственный им способ церковной жизни, их суждения о том, что значит "быть христианином" я говорю не о духовном учительстве у старцев, а о гораздо более распространенной учебе "у бабушек". Я помню девушку, которая подошла к одной усердной прихожанке и спросила почти евангельскими словами: "Что мне делать, чтобы придти к Богу?

Слишком часто человек приходит к храму, стремясь найти Бога, а ему рассказывают, как надо ставить свечку По сути детское и юношеское восприятие Евангелия очень близко древнерусскому. Для Руси Изначальной характерно было эстетически-литургическое восприятие религиозной жизни, отличающееся от более философского характера веры греков. Первая русская летопись говорит, что сам выбор Православия на Руси был основан на эстетически-литургическом восхищении красотой Службы в храме святой Софии в Константинополе.

Примечательно, что само слово, которым переводится греческое "ортодоксия" на славянский язык, не "правомыслие" или "правоверие", но "право-славие". Славо-словие есть высшая ступень молитвы, полнота ее, когда человек уже не просит чего-то у Бога, но, видя Его своей душой, чисто и бескорыстно славит Его "от избытка сердца". Этот дар Право-славия, дар славо-словия есть у юного сердца. Разве не право-славно детское восприятие Литургии?

Как и сердца послов князя Владимира, детское сердце видит в Литургии то, что видели в ней на высотах духа святые отцы: небо на земле. Благослови душе моя, Господа , - слышу я, меж тем, как священник, тихо ходя по церкви, безмолвно наполняет ее клубами кадильного благоухания, поклоняясь иконам, и у меня застилает глаза слезами, ибо я уже твердо знаю теперь, что прекраснее и выше всего этого нет и не может быть ничего на земле, что если бы даже и правду говорил Глебочка, утверждающий со слов некоторых плохо бритых учеников старших классов, что Бога нет, все равно нет ничего в мире лучше того, что я чувствую сейчас, слушая эти возгласы и песнопения и глядя на красные огоньки перед тускло-золотой стеной иконостаса Грехи, хоть и ранят, но еще не тяжелят юношескую душу.

И покаянная молитва здесь так легко и естественно возвращается к славословию. Житейские же заботы еще не заставляют молиться о себе. И вот та молитва - молитва право-славная - к которой так тяжело идти в поздние годы, которая как высший дар дается зрелым подвижникам - эта молитва как-то естественно струится из детской и юношеской груди.

Недаром же преп. Макарий Египетский говорит, что прежде чем человек ступит на путь подвига, Господь дает ему некий "залог будущих благ", чтобы он знал, зачем и за что он борется, не по словам, а по сердечному извещению знал, зачем Господь и Церковь побуждают его вновь и вновь вставать и идти вперед. Чистые, красивые. Они сидят тихие. Еще помолчали. И мне было радостно сидеть с ними. Потом один говорит задумчиво: И подумать только: за что Бог дал эту радость!.. Только за то, что мы исповедались Посидели и ушли, а у меня осталось впечатление, будто у меня были настоящие ангелы".

Это - из воспоминаний митрополита Вениамина Федченкова. Если эта радость поздно настигла нас - пусть она раньше встретится хотя бы нашим детям. А у нас с вами есть другая радость, хотя и не изначальная, но не менее подлинная. Для меня поворотным мгновением была одна немая встреча в Троице-Сергиевой Лавре. В тот раз - а это было где-то в начале го года - я оказался там еще в качестве студента кафедры атеизма и комсомольского активиста. Надо было сопровождать группу венгерских студентов, приехавших по обмену в наш МГУ.

Службы я не запомнил, архитектурой и историей интересовался мало. Но когда мы выходили из Троицкого собора, произошло "обыкновенное чудо". Впереди меня выходил какой-то юноша не из нашей группки. И вот, когда до порога оставалось два шага, он вдруг резко повернулся и встал ко мне лицом.

Смотрел-то он не на меня. Он смотрел на иконы в глубине храма, чтобы последний раз перекреститься и взять благословение перед выходом. Но между иконами и им в этот раз оказался я. И я впервые близко увидел глаза верующего человека Нет, в них не было ничего "таинственного" или "загадочно-экспрессивного" такое выражение своим глазам почему-то пытаются придавать актеры, играющие в фильмах священников.

Это были просто светлые, осмысленные и живущие глаза. А меня пронзила мысль - этот человек, мой сверстник, почему здесь он у себя дома, а я - в русском монастыре хожу как иностранец? Почему этот парень, которого в школе учили тому же, чему и меня - знает что-то такое, что для меня несмотря на все мои "религиоведческие штудии" совершенно закрыто?

Ведь он знает все то, чему учили меня, и при этом он - здесь! И значит - чтобы стать верующим, надо знать что-то такое, чего не знают атеисты?! Потом я вернулся в Москву, в город, где у меня не было никаких верующих знакомых позже, после моего ухода в семинарию, оказалось, что это не так, и люди верующие открылись даже среди моих преподавателей , но был доступ к книгам русской Атлантиды.

И из них я понял, что есть вещи, о которых у человека нет права говорить, пока он сам их не пережил. Вся "научная" критика религии заслуживает столь же мало почтения, сколько попытка написать о выставке никогда не виденных картин, основанная лишь на ее каталоге. Да ведь любой каталог скучен. И богословские догматы отец Сергий Булгаков вполне точно назвал "бухгалтерией религиозного опыта".

Бухгалтерия - сама по себе, конечно, мало привлекательна. Но ведь за ней стоит опыт жизни А человек, не разделяющий веру и пытающийся ее "изучить", по слову того же отца Сергия, подобен евнуху, сторожащему чужой гарем А что может сделать человек, однажды понявший, что он - не первый, кто живет на земле и, что до него люди искали и получали такой духовный опыт, который ему еще не довелось пережить?

Он может лишь найти этих людей, встать рядом с ними в храме и сказать про себя: "разрешите и мне попробовать" Нам ведь не дано самим, по своему вкусу, создать Церковь апостолов.

Мы можем лишь присоединиться к Ней. И принять - как дар и наследство - то, что по сути своей нерукотворно: радость Причастия. Я не хочу рассказывать о чем-то вполне мистическом. Одно лишь скажу - слова Христа "блаженны невидевшие, но уверовавшие" к нам не относятся.

Как мы можем причислять себя к "невидевшим Бога", если мы дерзаем приступать к Причастию? А дорога каждого из нас к этой Чаше с Кровью Христа начинается так неожиданно и так по-разному. Что касается меня - тот мой приезд в Лавру, который я описал в начале, был уже вторым в моей жизни. В первый раз я был там четырехлетним мальчишкой. От Богослужения и монастыря у меня не сохранилось никаких воспоминаний.

Запомнилось другое - впервые в жизни я заметил нищих. Впервые в жизни мне доверили покупать билеты в московском автобусе и оставили несколько копеек сдачи.

Это были первые деньги в моей жизни. А когда я начал приставать к отцу, чтобы он рассказал об этих людях, что сидят у дороги - он просто предложил мне отдать им мои первые копеечки Может быть - по их молитвам через многие годы и привел меня Господь к вере, и допустил несколько радостных лет прожить у Лаврских святынь Я попробую представить себя в роли если не министра образования, то, скажем, директора городского департамента или хотя бы директора школы. Заступая на этот пост, я задумываюсь - какой должна быть моя образовательная политика.

Налогоплательщики мне платят деньги за то, чтобы их дети росли их детьми и внуками а не копиями заграничных дяденек. Система образования существует для того, чтобы история моей страны продолжалась в будущем, исходя из ее собственных традиций. Я как предполагаемый директор департамента сам совершенно равнодушен к религиозным проблемам. Но я вижу, что без знания основы религии многое останется непонятым в человеческой культуре и много остается пустоты в детских душах.

Я не собираюсь вводить Закон Божий и не собираюсь государственные школы превращать в церковные. Но, вероятно, каким-то образом сотрудничать с религиями я должен. Итак, я принял решение о сотрудничестве. Но с кем? В России действует сотни религиозных организаций.

Какую мне выбрать в партнеры? Их религиозные разногласия меня не интересуют. Но вот неравенство культурного багажа конфессий совершенно очевидно. В действительности лишь две конфессии создали великие культурные традиции и глубоко народные и в то же время мировые; вошедшие и в быт народов, и в величайшие произведения искусства. Это - католичество и православие. Завязать сотрудничество с религиями Востока?

Россия - европейская страна, и ее будущее связано с интеграцией в Европу. А сказки насчет "евразийства" оставьте для журналистов. Если захотите меня переубедить - приведите мне хоть одну идею, вдохновлявшую русскую культуру, которая пришла бы к нам не из Средиземноморской культуры а Средиземноморье - это несомненный Запад Евразии.

Средиземноморская культура дала миру ислам да, в России его надо знать и изучать, но это особый разговор и христианство.

Ее историю, а не судьбы конфуцианства в первую очередь должен знать российский школьник, если он не хочет заблудиться в отечественной культуре. Да, немецкие лютеране с уважением относятся к культуре, связанной с русским христианством то есть с православием. Так они и не посылают своих миссионеров в Россию.

А протестантские проповедники, тысячами приезжающие к нам из Америки, по отношению к русской христианской традиции занимают однозначно нигилистическую позицию. Чем русское христианство обогатило мировую культуру? А что из этого готовы оценить протестанты? Для них важна лишь Библия, существовавшая за тысячу лет до России И если протестанты хотят сузить горизонт христианской жизни лишь до библейских книг - значит, вся позднейшая тысячелетняя культура России как, впрочем, и почти вся культура Европы выносится ими за скобки Икона для них идол.

Монастырь, святые, старцы - это все языческие рецидивы, заслоняющие единственность и уникальность Иисуса. Достоевский, как и все русские люди после князя Владимира, вообще христианином считаться не может, потому что не был крещен крещение в детстве у протестантов не считается Богословские споры православных и протестантов меня как директора светской школы не волнуют.

Но с точки зрения культурной насыщенности программ - зачем же мне отдавать детей людям, которые научат их хаять родную культуру? Рогозин в своей столь же невежественной, сколь и агрессивной книге, - принявшие христианство спустя девять веков после его основания, унаследовали его от Греции уже тогда, когда христианство было сильно засорено, испытало на себе влияние различных государственных систем и пропиталось Византийским язычеством.

Директор школы должен все же представлять себе, что открывая дверь в класс перед протестантом, он доверяет детей человеку, который гарантированно научит их не любить православие, историю и культуру Россию.

24 Часа с ЗАКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ Челлендж !

А вот научит ли он их любви к людям и ко Христу - гарантировать никто не может. Во всяком случае я сомневаюсь в успешности методики, предлагаемой баптистским "Методическим вестником для учителей воскресных школ": "Когда дети играют с кубиками, воодушевляйте их и скажите так: "Молодец, Петя!

Ты хороший помощник. Библия говорит, что у Христа были хорошие помощники". Когда дети помогают друг другу, поощряйте их. Откройте Библию и скажите: "Петя и Андрюша складывают кубики вместе. И сколько бы ветвей в христианстве ни выделяли богословы, с точки зрения культуры их собственно две: православие и католичество.

С которой из них сотрудничать? При всем моем уважении к Микеланджело и Данте приходится констатировать: в обычном российском городе, для моих школ я не найду достаточно образованных и корректных представителей католической Церкви. Значит - надо попробовать сотрудничать с православными Закон не обязывает меня сотрудничать со всеми сразу. Нередко сектантские проповедники просто шантажируют директоров школ: "вы обязаны нам дать возможность для проповеди".

Ничего подобного - ни один директор школы ни одной из конфессий ничем не обязан. Закон лишь разрешает сотрудничать и указывает некоторые пределы такого сотрудничества. Итак, основываясь на позволении закона, я как все тот же гипотетический руководитель образовательного учреждения выбираю себе партнера. Я хотел бы, чтобы дети знали все языки. Но, увы, время обучения да и силы детей ограничены. Поэтому в каждой конкретной школе преподается лишь один иностранный язык. Я хотел бы, чтобы дети одинаково хорошо и глубоко знали историю всех народов, что невозможно, поскольку история России в школах преподается полнее, чем история Англии это не означает, что история России чем-то глубже или назидательнее - просто школа-то русская Я хотел бы, чтобы дети знали всю мировую классику.

Но в реальности русскоязычную литературу школьники изучают несравненно подробнее, чем не менее великую литературу Германии. Я хотел бы, чтобы дети знали все религии мира. Но в тоже время я понимаю, что если они не узнают о мифах племени мумбу-юмбу - это останется всего лишь частичным пробелом в их образовании, и не помешает им стать обладателями культурного наследия своей страны, то есть России. А вот если они не будут ничего знать о православии - слишком уж досадно будет, что и это поколение с видом иностранцев будет ходить по древним монастырям Первые опыты контакта с церковными людьми показали мне, как руководителю Департамента, что не каждый из них Златоуст.

И даже самые умные и образованные из них зачастую не владеют, к сожалению, чисто педагогической школьной методикой. Священник, прекрасно говорящий проповеди, может растеряться в классе. Богослов, покоряющий глубиной и логикой своей мысли семинаристов, не может перестроиться для общения со светски воспитанными детьми.

То есть просто так взять из церковной среды некий готовый культурно-методический материал и перенести его в школу - невозможно. Мир культуры до сих пор у нас поделен на две части: носители церковной традиции знают многое из того, что светским людям не ведомо. Зато светские специалисты владеющие добротной методикой преподавания, понимают, как лучше донести то или иное знание, чувство до учителей, а затем и до детей.

Что ж - давайте создадим совместный методический центр. Люди Церкви принесут свои познания в области истории Церкви, богословия, Библии, даже просто русской культуры многое в которой они видят глубже, чем светские педагоги , а учителя дадут свой методический опыт.

Бог даст, через несколько лет будут созданы новые учебные программы, методички, учебники, хрестоматии. Пока же, в школах вводится курс истории религии. Школы вводят его сами, на свой страх и риск. А риск действительно большой - так как подготовленных специалистов вообще нет. В лучшем случае это оказывается пересказом когда-то слышанного курса "научного атеизма". В худшем - слегка замаскированным пересказом доктрины секты, недавно полюбившейся учительнице. Значит, первое необходимое условие - лицензирование преподавателей.

Поскольку бывшим преподавателям научного атеизма вряд ли можно вновь доверять оценку историко-религиозных знаний, лучше создать комиссию из представителей конфессий, традиционных для данного края, которые оценили бы корректность представлений соискательницы о каждой из этих конфессий. Где она получила историко-религиозное или богословское образование? Или она лишь стряхнула пыль со своих институтских записей лекций по научному атеизму?

Или просто начала репродуцировать догматику недавно приглянувшейся ей секты? Оценке должны подлежать не только имеющиеся в наличие знания, предполагаемой учительницы "истории религии", но и сама программа, по которой она будет работать с детьми.

Слишком часто сегодня под видом "истории религии" или "народоведения" преподносится обычный оккультизм. В качестве примера могу привести курс лекций "Из истории религиозных верований", предложенный в московский образовательный центр "Планетариум" преподавателями Ф. Капица и Т. Их проспект заявляет, что школам будут предложены "десять лекций, отражающих основные этапы развития религиозных верований человеческого общества".

Однако именно историко-эволюционный подход и не проглядывается в плане лекций. Восьмая лекция посвящена "мировым религиям" буддизм, христианство, ислам. А вслед за этими наиболее развитыми формами религии идут "Ведовство, магия и оккультизм" девятая лекция и уж нечто совсем непонятное - "Современные формы религии".

Судя по тому, что авторы ставят магию и оккультизм выше буддизма и христианства, под "современными формами религии" они подразумевает какие-нибудь формы оккультной теософии Блаватская, Штейнер, Рерих, возможно и другие секты типа "федоровцев" или "порфирьевцев".

Авторы называют свой подход "внебогословским". Однако это вряд ли комплимент. Очевидно, авторы собираются говорить об истории религий даже не с позиций атеистического религиеведения. Их позиция несомненно тенденциозна. Из 10 лекций 9 посвящены различным формам магии и язычества, и лишь одна - мировым религиям. Примечательно, что слово "православие" отсутствует как таковое в программе лекций по истории религии, предлагаемой для детей такой страны как Россия, вся культура которой связана не с шаманизмом, а именно с православием.

В ряде этнографических курсов под видом знакомства с христианскими преданиями опять же предлагают элементарный магизм. О Прощеном Воскресении говорится как "заклинании весны", а о Крещении как о времени гаданий. Православная церковь всегда негативно относилась к совмещению языческой практики с евангельской верой у своих прихожан.

Сегодня же это болезненное "двоеверие" слишком часто подается именно как норма русской религиозной жизни. И в прежние времена бабушка рассказывала внуку о народных приметах, тогда как в храме он все же слышал и само Евангелие.

Сегодняшние дети Евангелия уже не слышат, а потому и совсем уж не смогут отличить, где истинное христианство, а где - подделка под него. Чтобы свобода религиозного выбора детей была сохранена - надо называть все вещи своими именами. Христианство надо называть христианством, язычество - язычеством. И как директор, я постараюсь оградить детей от суррогатов - то есть от таких представлений о религиях, которые подменяют действительное изучение ее истории подспудной интеграцией детей в лоно какой-либо оккультной секты.

В частности - я постараюсь не допустить, чтобы в моей школе или школах преподавали доктрины Муна или Штейнера. Но если все же в мою школу придет человек, и предложит квалифицированно и интересно рассказать о Православии? Во-первых, я от него потребую рекомендации от органов церковного управления. Случаев, когда под видом православных приходили шарлатаны, уже более чем достаточно.

В переходах московского метро стоят десятки ряженых, выдающих себя за монахов, якобы посланных на сбор пожертвований для своих монастырей. Значит, у потенциального преподавателя я ожидаю увидеть два документа: диплом о его богословских знаниях и рекомендацию от епископа или отдела религиозного образования епархии.

После этого, нового преподавателя надо представить педагогическому коллективу школы и записать официальное решение педсовета о введении такого-то предмета в таких-то классах на таких-то началах. Далее необходимо на родительском собрании известить о нашем желании родителей.

Пока суть да дело, мой завуч бывший секретарь парткома, а ныне активистка "ДемРоссии" начинает мне объяснять, что школа у нас многонациональная, что конфессий в России сотни, а потому я не имею никакого права разрешить детям общаться с православным проповедником. Кстати, когда на прошлой неделе к нам прорывались протестанты, она почему-то молчала насчет "многонациональности" Что мне ответить?

Придется терпеливо разъяснять, что демократия действительно предполагает уважение к правам меньшинств, но она не требует, чтобы меньшинство подчиняло своим интересам большинство. Наличие в классе одного или двух татарских ребятишек не должно лишать двадцать русских детей права на знание своей духовной традиции.

Навязывать изучение веры не надо. Разумно если школа на родительском собрании предложит родителям определить, в какой традиции они хотели бы воспитывать своего ребенка. Затем от родителей были бы собраны соответствующие заявления - и на их основании составлены национальные или вероучительные группы.

Многонациональность российских школ создает лишь кажущуюся сложность. Да, если в школе лишь два процента учащихся желают изучать некую религию - школа вряд ли сможет и должна им помочь. Но если тридцать процентов или восемьдесят хотят видеть в школе православного священника - демократично ли запретить эти встречи? Разумно было бы установить некую процентную планку как на парламентских выборах: партия, набравшая менее, скажем пять процентов голосов, теряет свое представительство в парламенте.

Если есть, десять процентов желающих изучать ту или иную религию - школа должна помочь в формировании соответствующей группы. Итак, педсовет прошел, родительское собрание прошло, собралась группа ребят, желающая помимо основной программы изучать еще и основы православия. Занятия начались, и через месяц стало ясно, что слово "факультатив" понимается нами слишком по разному. Ученики и завуч думают, что "факультатив" - это когда на каждое занятие ходят или нет по желанию.

Но эта форма работы пришла из университета, где под словом "факультатив" подразумевается нечто совсем иное. Факультатив - это спецкурс, который студент выбирает по своему выбору. Он может выбрать курс того или иного профессора. Но, выбрав определенный курс, он должен ходить на занятия и сдавать зачет. Факультатив - это не разгильдяйство: сегодня пошел, а завтра нет.

❌Никогда Не Надевай Контактные Линзы и Вот Почему!😱 #shorts #линзы

Факультатив - это выбор определенной сферы работы. Записавшись именно на этот курс, студент должен в сессию сдать по нему зачет.

Значит, если мы ввели факультативные занятия в школе, мы предложили старшеклассникам выбор области их дополнительной работы. Дети есть дети. Не каждый урок будет им интересен. И вряд ли в достаточном количестве можно найти преподавателей, у которых каждый урок был бы захватывающим. Более того - вероятно нет ни одного преподавателя, у которого каждый урок был бы равно увлекателен. И в истории религии, и в православном богословии есть, скажем так, не-увлекательные сюжеты.

Но если их опустить - не будет понятен дальнейший материал, да и знания ученика останутся ущербными. Значит, факультативные занятия в школе тоже должны иметь собственную организационную форму и определенную дисциплину.

По окончании семестра или четверти школьник, которому стало неинтересно, должен иметь возможность перейти на другой факультатив может быть, чисто светский - но это должен быть именно переход с одной работы на другую, а не уход от учебы. Темное небо кажется прозрачным, и в нем высоко-высоко плывет круглая белая луна, сверкающей дорожкой отражаясь в спокойном море. С другой стороны балкона видна равнина внизу, густо усеянная огнями - еще бы, целых четыре города!

Фантастически красиво, но море Марго стояла одна на балконе, и время для нее как будто остановилось. Все вокруг наполнялось музыкой - давно знакомой и почти нереальной по красоте. Это была Прелюдия из "Бокканегры" Верди.

Так звучали море и небо. Марго увидела глазами то, что раньше могла только слышать. Здесь, в этом месте просто нет возможности не петь. Эта мелодия льется мечтательно и тихо.

Даже когда стараешься петь очень тихо, здешний воздух словно подчеркивает каждый звук и отправляет его дальше, чем тебе хотелось бы. Это красиво, но не хочется никого будить. Хочется быть совсем одной - наверху, с небом и морем. Ma gli astri e la marina Che dicono alla mente Что-то скрипнуло неподалеку - наверное, дверь - и Марго замолкла на полуслове.

Привычка, что поделаешь. Старые комплексы оказываются живучими, даже в новых местах. Как нарочно, человек, вышедший на балкон, был чужой. Должно быть, тот самый парень А может, и больше. Незнакомец, лишь мельком взглянув на Марго, облокотился на перила и стал смотреть вдаль. Одет он был в джинсы и майку с короткими рукавами - парень как парень, вполне себе современный. Но все же что-то в нем было странное. Не столько даже его внешнее сходство с Арагорном из фильма - сейчас оно не так уж бросалось в глаза - сколько неуловимая, тончайшая аура чуждости, несоответствия окружающему миру.

Оказаться тет-а-тет с незнакомым человеком, да еще с тем, кто видел тебя, мягко говоря, не в лучшем состоянии - штука не особо приятная. Первой начинать разговор Марго вовсе не собиралась и уже думала, как бы благопристойно исчезнуть. Но вдруг прозвучал негромкий и отчетливый голос: - Не нужно было обрывать песню. Марго чуть не вздрогнула и посмотрела на незнакомца. Он сказал это очень серьезно, даже немного сухо, спокойно, как что-то непреложное. Его глаза, при свете луны густо-синие, глядели так внимательно и остро, что могло померещиться, будто он читает мысли.

Только если кто-то принес дурные вести. Марго слегка растерялась. Незнакомец был действительно странный. Он ведь даже ничего не спросил, но ждал ответа. Не так-то легко выдержать его взгляд - чуть исподлобья, без тени улыбки. Я люблю музыку. Ни техники, ни голоса приличного. Может быть, научусь чему-нибудь здесь, но не очень в этом уверена. Мне не хотелось продолжать, я легко сбиваюсь. Пришлось это чувство загнать поглубже. Незнакомец помолчал, глядя на море.

И что из них больше? Марго - знаете очень хорошо, что у вас есть больше, чем техника, и не даете себе свободы. Думаете, другие вас не поймут. Правы ли вы, не знаю, но музыку я услышал.

Марго слегка обалдела. Ей до сих пор никто не говорил таких вещей, а тут на тебе - совершенно посторонний человек прямо-таки мысли читает. Мистика какая-то. У нее возникло непонятное ощущение тревоги и спокойствия одновременно. Зато скованность куда-то исчезла, и Марго поняла, что может говорить свободнее, чем вначале. Незнакомец улыбнулся еле заметно - только уголки губ чуть приподнялись, а выражение глаз оставалось все таким же загадочным.

Чтобы было проще, меня все зовут Арриго - там, в университете. Нормальное итальянское имя Но Марго вдруг показалось, что у нее в голове что-то закручивается. Через этот небольшой вихрь проросла абсолютно феерическая мысль - а что, если? Этот Арриго не просто похож на Арагорна. Этот странноватый, но привлекательный тип в линялых джинсах, с по-богемному небрежной шевелюрой, светлыми глазами и спокойными движениями - он и ЕСТЬ Арагорн.

Это так - и все. Просто факт. Ах ты, господи! Или - о Эру! Оказалось, что Арагорн или Арриго слегка придерживает Марго за плечи. Так, слабость, - попыталась оправдаться она. Он отвел руки и улыбнулся, на сей раз с легчайшей насмешкой: - Buona notte. Арриго слегка поднял брови, но по его лицу невозможно было ничего прочесть.

И ответил совершенно спокойно: - Намариэ. Архео И все-таки не смотря на удачное окончание вечера, Архео чувствует, что день не задался. Вернее, он как-то не закончен.

Прихватив плед из комнаты она поднимается по лестнице на крышу и поудобнее устраивается на скамейке у самого ограждения. Внизу шумят под ветром сосны, впереди расстилается усыпанная огнями Piemura Padana, в небе серп растущей луны. Теплый ветер приносит ароматы равнины — нагретой за день земли, трав и листвы, тонко вплетается в них едва заметный запах моря. И потрясающе красиво звучит песня. Можно запрокинуть голову и лететь вместе с ветром, лететь над равниной, лететь вслед Луне… Легко касается плеча чья-то рука, неслышны шаги и Арагорн устраивается рядом, закидывая ноги на ограждение.

Они некоторое время молча смотрят на звезды. Я не нашлась, как сказать тебе об этом. И стараешься спрятаться за общением с другими девушками или какими-то делами… - Да, - Архео печально улыбается,- я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что ты здесь, в этом мире и … - Так близко?

Я справлюсь с этим сама. Почему эти слова так на меня действуют? Нет, надо вылезать из созданной большими усилиями скорлупы и поскорее, иначе… А что — иначе? И почему это тревожит и притягивает меня одновременно? Ладонь Арагорна еще раз касается моей руки, он говорит : "Спокойной ночи! Архео плотнее запахивается в плед, встает со скамейки, и, последний раз взглянув на темные силуэты гор, спускается с крыши. В комнате ее ждут теплый душ, уютная постель и крепкий сон.

А завтра… завтра будет новый день…. Irnis позднее утро следующего дня К дому подъезжает Ирнис, ставит свою машину в гараж и с новенькой кофемолкой в руках заходит в дом. В доме тишина.

За что люблю этот дом - тишина и покой обеспечены. С этими словами она заходит на кухню и ставит кофемолку на стол. Хвалит она сама себя. Так как солнце еще довольно высоко, она решает позагорать и переодевшись в купальник, взяв одеяло и бутылку с водой поднимается по склону на верх холма. Ох и видок отсюда. Таким бы видом в компании полюбоваться. Конечно не во всякой. Она вспоминает утренние события. Вот вечно так, хорошие идеи никогда в голову вовремя не приходят.

Нет чтобы упасть в обморок, когда он открыл мне дверь в первый раз. А что, слабая женщина поднялась с вещами в жару в гору. А если бы не поймал? Падать то больно. Под эти мысли она тихонько засыпает. Alexandra Серпантин дороги убегает все выше и выше. Саша аккуратно ведет машину, стараясь не приближаться к краю дороги.

Ей не привыкать ездить по узким горным дорогам, которыми изобилуют Крымские горы и она слишком хорошо знает, какие опасности таят в себе на первый взгляд безопасные повороты и внезапно наступающие скалы. Саша встряхивает головой и теплый ветерок треплет ее волосы. Она вспоминает с чего, собственно началось ее путешествие… «Сашка, я тебе поражаюсь. Как ты мотаясь по всему миру, умудрилась не побывать в Италии? Тем более тебе будет интересно познакомиться кое с кем из моих друзей».

Давай, пакуй чемоданы, бери билет на самолет и вперед ко мне! Возражения не принимаются». Сашка подумала пару минут, прежде чем ответить. Сначала мне надо сдать экзамены… Потом я обещала смотаться к маме. Она сейчас работает в Риме. Я решила ехать на машине через Швейцарию. Потом мне надо определиться с практикой. Думаю в университете не будут возражать если я постажируюсь в Италии.

Да и курсовик по языкам могу написать там…». До связи». И вот Сашка беззаботно крутит баранку, поднимаясь к домику, где живет Архео с друзьями. Она еще раз сверяется с картой и, убедившись, что она на правильном пути, достает телефон. А кто спрашивает? Архео предупредила, что ты будешь звонить.

Я Камилла. Ты сейчас где? Встречайте» Саша улыбается, так как ей приятна непосредственность и приветливость девушки. За очередным поворотом показывается дом. От удивления Саша сбрасывает скорость и почти останавливается. Она рассматривает дом. На первый взгляд он прост и непримечателен, но от него веет таким теплом и уютом.

На душе сразу становится легко. Саша понимает, что в таком доме могут жить только милые и приветливые люди. На крыльцо выходит девушка. Саша подъезжает к дому. Она выбирается из машины и идет навстречу девушке. Девушка легко сбегает с крыльца и подходит к Саше. Она протягивает руку: «Камилла» Саша пожимает руку: «Саша».

У тебя вещей много? Ключи оставь, машину отгонят в гараж» Камилла продолжает беспечно болтать. Саша покорно идет следом. Они заходят в дом. Внутри прохладно. Саша входит в светлую комнату. У окна письменный стол, кровать накрыта синим покрывалом. У стены внушительных размеров шкаф. В комнату входит девушка, которая несет Сашины вещи. Саша подбегает к ней: «Ну что ты! Не стоило беспокоиться!

Я сама бы донесла». Меня Скей зовут» протягивает руку девушка. Саша тепло пожимает руку. Дверь за девчонками закрывается и Саша остается одна. Она кидает сумку на кровать и начинает доставать вещи. Первым делом она кладет на стол лэптоп и любовно проводит по нему рукой.

Она выглядывает из окна и улыбается: «Да, здесь точно будет интересно! И работать здесь тоже просто здорово! На кухне Камилла и Скей увлеченно болтают о чем то параллельно готовя ужин. Комната просто замечательная. Помочь что-нибудь надо? Дверь в кухню открывается и туда входит компания из пятерых человек. Архео подходит к Саше и крепко ее обнимает: «С приездом! Девушки подходят к компании - два молодых человека и три девушки.

Саша внимательно присматривается к ним. В голове бешено крутятся мысли: «Черт! Не может быть!!! Вала родная!!! Саша по очереди целует всех в щеку и вся компания проходит в столовую где уже накрыт настоящий итальянский ужин… После ужина все выходят на веранду. Парни раскуривают трубки, девушки, забравшись с ногами в кресла, пьют кофе. Саша не может оторвать глаз от ребят. Она переводит взгляд с одного на другого и незаметно щипает себя за ногу, чтобы, убедиться что она не спит. Беседа течет плавно и неторопливо.

Девчонки болтают как ни в чем не бывало. Теплый вечер незаметно сменяется ночью и все потихоньку расходятся по своим комнатам. На веранде остаются только Саша и Архео. Да, ваше высочество! Нет, ваше высочество! Как хотите, ваше высочество!!! Намариэ, моя крыша!.. В жизни не была в такой дурацкой ситуации!

Сейчас я слишком устала, но обещаю, еще раз поставишь меня в такое положение — я тебя точно прибью! Все, я пошла спать. Спокойной ночи!

Архео Архео стоит на веранде одна и все еще улыбается, вспоминая Сашкину экспрессивность. Кто еще мог за одну минуту удивиться, разъяриться и рассмеяться, кроме нее? Ну хоть с одной сюрприз удался! У Сашки точно синяк останется, так она себя за ногу щипала, чтобы придти в себя Все-таки как быстро они все разбежались … А мне совершенно спать не хочется. Сейчас бы… о, это мысль! Она тихо поднимается в свою комнату, выносит оттуда какую-то сумку и выходит во двор, к гаражу.

Под навесом в специальном отсеке стоят веспы и 2 мотоцикла. Архео выводит свой мотороллер из-под крыши и запихивает сумку в багажное отделение. Архео лишь пожимает плечами — нагишом теперь не поплаваешь… Через пару минут он появляется в дверях с полотенцем на шее, но не идет к своему байку, а садится сзади девушки, обхватывает ее за талию и, наклонившись, говорит на ухо — «Поехали!

Они отталкиваются от асфальта двора, не заводясь выкатывают за ворота и все так же бесшумно набирая скорость мчатся вниз. На втором повороте Архео заводит мотор и вот уже свет фар поочередно выхватывает из темноты дерево, светящееся ограждение, ежа, перебегающего дорогу и темный провал за краем дороги. И не только полет — ощущение крепкого мужского тела, прижавшегося к спине, сильных рук … Вот повороты становятся шире, мелькает автобусная остановка и под колесами разворачивается разметочная полоса.

Еще несколько минут, мелькнувший сонный городок и шины мягко уходят в песок пляжа. Здесь, внизу, значительно жарче, хочется скорее оказаться в воде, и все же немного жаль, что дорога уже кончилась… Море очень теплое, но нырнув поглубже можно добраться до свежей прохлады, а то и до холодных камней на песчаном дне.

Архео ныряет с открытыми глазами — днем можно было бы увидеть остатки стен, а то и достать черепки амфор с глубины. Когда-то здесь был римский морской порт и до сих пор, не смотря на старания местных ребятишек, на дне попадаются интереснейшие вещи. Она выныривает, переворачивается на спину и тихо смеется, глядя на звезды. Наконец она выбирается на берег и устраивается на запасливо прихваченном покрывале.

Даже у воды ночь такая жаркая, что можно сидеть не вытираясь. Арагорн все еще где-то там, среди отраженных звезд.

Архео удобнее устраивается на покрывале. Это потрясающее южное небо, к которому невозможно привыкнуть - кажется, протяни руку и окажешься на Млечном пути.. И неизвестно, зачем… Ты - не мечтал вернуться? Он молчит так долго, что Архео задумывается, не напрасно ли она спросила об этом. Я исходил эту чертову долину вдоль и поперек, и знаю каждую тень в каждый час , каждого ее камня…— в его голосе звучит боль - Иногда я еще бываю там, но уже совсем редко.

В любом месте и в любое время. Это произойдет не сегодня и не завтра, я знаю… Почему-то от этих слов не становится легче. Разговор замирает, а ночь обрушивается на пляж всей тяжестью звездного свода, и тогда Арагорн говорит «Поедем домой» и на этих словах на Архео наваливается сон. Размышлять о чем-то грустном становится просто невозможно, и все силы уходят на то, чтобы собраться, одеться и удержаться в седле, прижавшись щекой к широкой спине, такой теплой и живой, вовсе не собирающейся исчезать… Как они вернулись, Архео помнит смутно.

Глаза слипаются и сил хватает только на то, чтобы пожелать Арагорну спокойной ночи и добрести до своей комнаты. Но уже на ее пороге глаза девушки закрываются и никакие печальные сны не смогут потревожить ее покой.

Elenna-noreo Интерлюдия, типа Депрессивный кусок, написанный ночью и окропленный слезами вследствие длительной разлуки с народом. Случилось так, что вся моя жизнь пошла под откос, разом и навсегда. Причиной тому стали, - нет, не несчастье или разочарование, - а просто деньги, достаточно большие, чтобы лишить смысла все то, в чем его и так было немного.

Мир распахнулся навстречу - и поразил холодом и пустотой. Странное то было время. Города проносились мимо, то сияя неоновым безумием, то беснуясь в кокаиновом угаре ночных клубов, то подавляя мертвыми глазницами рассыпающихся в прах идолов. Бессчетные лица сливались, и мне было не удержать их, нечего дать им, кроме сожаления о несбывшихся надеждах, не избавить от воспоминаний.

Только сны все гнали вперед, и только море звало. Ответ на суицидальную ересь, отправленную мною с полгода назад. Конверт был затертый по краям, испещренный штампами отелей и отметками о выезде, выглядел довольно живописно и вызывал уважение к рвению почтовых работников. Содержание его было довольно необычным. Надеюсь, что да, умоляю, не делай меня более двинутой, чем я есть, заставляя переписываться с потусторонним миром!

Я и так по грани хожу в последнее время. У нас тут что-то ненормальное происходит, то есть необъяснимое в принципе, но, по мне, так нормальное. Невозможное только… Тьфу, дьябло! Это просто надо принять как данность, а не задаваться вопросами. Как будто кто за нитки тянет. И не знаю, чем все кончится. Приезжай - увидишь. Хотя покоя ты, определенно, не найдешь. Чао, Архео». Оказалось, что я еще не разучилась удивляться. Elenna-noreo Нумеро дуэ Последняя электричка из Милана приходит в Колоцикорте на полчаса позже расписания.

У итальянцев вообще несколько ориентальное представление о пунктуальности. Станция встречает обескураживающим безлюдием. Асфальт перрона под ногами плавится от жара под лучами заходящего уже солнца.

Я чертыхаюсь, взглянув на часы - девять пятнадцать по местному времени. Ковыляю к окошку справочной. Девушка за стеклом увлечена чтением дамского романа, она нехотя отрывается от книги и бесконечно усталым голосом объясняет мне, что автобусы до Горы уже не ходят, будут только утром, такси вызвать, по идее, можно, но, насколько ей известно, у Пьетро сегодня родилась девочка, и по этой причине весь таксопарк находится в несколько нерабочем состоянии.

Начало воодушевляет. Позволяю себе осведомиться, есть ли на станции прокат авто. Оказывается, что сие заведение имеется, местоположение его мне указывается зловеще отманикюренным перстом. Жест преисполнен неподдельного изящества. Я с жаром благодарю ее за оказанное внимание и направляю прочь стопы свои. О, чудо! Вертлявый абориген средних лет - зовут его Анджело, и глядя на его улыбочку, я решаю, что это не редкость неподходящее имя, - встречает меня восторженно.

Вряд ли я вызываю такую бурю эмоций, скорей уж всеми любимый Бенджи Франклин. Он быстро выкатывает мне машину - ярко-оранжевый «фиат», который мне в отцы годится. Только на Кубе я видела столь интересные экземпляры.

После цены, которую заломил Анджело за этот экспонат, почему-то очень хочется устроить скандал, но он скалится так ослепительно, что я лишь ощериваюсь в ответ. Он чуть ли не подпрыгивает на месте. Да у нас этот дом - вечный повод для сплетен. Народ там какой-то странный живет… Это наверняка секта… - тут Анджело опасливо сбивается и, после паузы, добавляет: -Я, конечно, не хотел обидеть синьорину… - Да ладно, синьорина не обиделась, - миролюбиво киваю я ему.

Так, так, так… Куда я, к черту, попала?

Как снять линзы с ногтями?

Вопрос требует выяснения. Девушка, которая меня пригласила, не сектантка, а совсем наоборот - археолог Анджело смотрит непонимающе. Глаза у него делаются совсем круглыми. Опять я что-то не то сказала… Непонятно зачем добавляю: - Из России. Он мгновенно оживает и закатывает глаза: - Аааааа… Из России… Ясно-ясно, - придвигается поближе и шепчет, донельзя заинтригованный: - А тот парень тоже русский?

И все синьорины? Если насчет синьорин есть кое-какие предположения, то про парня Анджело знает куда больше меня. И он, понятно, жаждет поделиться информацией. Что ж, я благодарный слушатель. Из его темпераментного монолога я узнаю следующее: в Доме-на-Склоне перманентно живут девица-блондинка и некий молодой человек, оба - студенты местного университета. Парня зовут Арриго, и хотя по-итальянски он говорит безукоризненно, всем то бишь Анджело сотоварищи , ясно, что никакой он не итальянец.

Он никогда не торгуется. Он смотрит как-то странно тут изображается некое причудливое движение бровями, эту странность обрисовывающее.

Однажды зашел в кафе и попросил у барменши какое-то «матэ». В городе бывает редко. В отличие от симпатичной девицы, которая постоянно таскается взад-вперед в компании других симпатичных девиц. Не далее, как вчера, она была на вокзале, встретила еще одну синьорину, увешанную сумками.

Они с визгами обнялись и прошествовали мимо, оживленно переговариваясь на иностранном и не замечая Анджело. Пару-тройку часов спустя состоялось явление странной пары на «харлее» - темненькой смешливой девицы жестами изображаются формы и хмурого типа, жующего хот-дог.

Они тоже спрашивали Дом-на-Склоне. Между ними явно что-то есть. Потом, а, может и до того, возвращались визжавшие синьорины, что-то искали. А может, показалось. И еще проезжали мимо две машины с миланскими номерами, а за рулем - опять-таки синьорины.

Те тоже дорогу спрашивали. Повествование в таком примерно духе грозило затянуться надолго, и я поспешно обрываю Анджело, уже набирающего воздух для продолжения. С чего вы взяли, что они сектанты? Анджело с неприятной уверенностью кивает: - Да наверняка. У всех этих синьорин глаза абсолютно ненормальные. А этот Арриго - он у них духовный учитель… Мадонна, как он с ними всеми справляется?! А потом, подумав, добавил: - А, может, он мормон… Я не хочу его разубеждать: - Ну, мне пора.

Приятно было познакомится. Очень, знаете ли, спешу на вечернюю оргию, - объясняю я, сажусь в машину, хорошенечко газую и оставляю Анджело в клубах пыли, застывшего, как садовая скульптура.

Продолжение, если позволите Как это бывает на юге, сумерки очень коротки. Небо на западе враз становится совсем темным, и разом вспыхивают тысячи звезд — таких близких и ярких, что хоть в карман собирай. Я гоню машину вверх по серпантину. Огни городка остались за спиной. Единственная горящая фара моего дивного средства передвижения выхватывает из темноты поблескивающие стволы громадных деревьев, заросли дикого винограда.

Слева тянется обрыв — базальтовые нагромождения, уходящие в ничто. Надо бы снизить скорость, если я не хочу познакомиться с ними поближе. Да только я не делаю этого. Ветер из опущенных окон бьет в лицо. Он несет с собой мелкую пыль, запах сосен, нагретых скал и цветов. Белых наверняка цветов.

Примешивается к этому запаху еще один, мучительно знакомый и долгожданный. Тонкий вначале, он набирает силу. Я узнаю его. Это запах моря. Запах странствий для меня, если хотите.

Поворот, еще один — и я уже слышу море, его голос за пугающим ревом мотора, ощущаю соль на губах. Дорога делается шире. Снимаю ненавистные шпильки. Трава под ногами мягка и прохладна, ступни ненавязчиво покалывают камушки.

Опираюсь задницей о капот и закуриваю. Сердце почему-то бешено колотится. От дневной жары не осталось и следа, и зябко поджимаю пальцы. Запрокидываю голову. Небо медленно кружится. Оно поражает некой первозданностью, и мир, давно ушедший в прошлое, кажется здесь нереально близким. Чувства обостряются, я слышу стрекот цикад, тонкий писк проносящихся мимо летучих мышей, незнакомых птиц в зарослях. А потом я слышу и кое-что еще. Приближающийся шум мотора. Мотоцикл, по-моему. Казалось бы, вот уж в чем нет ничего волшебного, но я застываю в ожидании.

Вот вон все ближе, ближе… Свет фар вырывается из-за поворота, и мимо меня проносится веспа на хорошей скорости. За рулем веспы — парень в джинсах, сзади сидит девушка, крепко обхватив его руками, словно ища защиты и тепла. Мне даже кажется, что она плачет.

А почему — я не знаю… Древний символ. Мужчина и женщина на коне. Только на стальном, а не из плоти и крови. Маленькая поправка на время и место. Волосы их — темные у него и светлые у нее — мокры, наверное, пара возвращается с моря после ночного купания.

Они летят так, словно стремятся убежать от чего-то, что напугало их обоих там, на берегу, пытаются убежать — и не могут. Я не знаю, куда лежит их путь. Я подавляю безумное желание крикнуть и остановить их, узнать, что же случилось с ними. Я молчу. И они проносятся мимо, тают во мгле, исчезают за поворотом, и только звук мотора еще долго тревожит меня. Elenna-noreo Дом-на-Склоне, конец дня Дорога резко уходит влево, рассыпается гравием под колесами.

Деревья расступаются, напоследок хлестнув ветвями по лобовому стеклу. Ставлю машину рядом с веспой, легкомысленно оставленной перед самыми дверьми гаража. Веспа печально поблескивает хромированными деталями.

Не тебя ли я только что видела, дружище? Так и есть — мотор еще горячий. Маленькая шустрая загадка. Иду по тропинке, мощеной кусочками разноцветной матовой плитки. По бокам — заросли жимолости в первобытном буйстве. Огибаю угол здания. Взгляду открывается довольно живописная поляна. В углу — три кресла и столик из плетеной лозы. На столе лежит забытый кем-то журнал и, кажется, огрызок. Как мило… Я присаживаюсь и смотрю на дом. Он больше, чем я ожидала.

Архитектурными изысками не поражает. Простота без излишних затей. Наверное, самый обычный, таких тысячи по всему свету. Но почему-то вдруг кажется, что это не так. Я смотрю на него, а он — на меня. Стены белы и полупрозрачны, окна — непроницаемы. Выглядит он необитаемым. Людей с кроватей поднимать радостным воплем «Встречайте, кого не ждали»? Откидываюсь в кресле. Под веками проплывают стайки нахальных искр.

Вдруг раздается странный звук. Тихий, но отчетливый — короткий скрежет. Чудом не дергаясь, распахиваю глаза. На террасе перед домом кто-то есть. Легкая тень скользит по деревянному полу.

Тень среди теней. Я слежу за ней расширившимися зрачками. И жду. Тут, как по заказу, луна показывается из-за облаков. Ее свет заливает террасу и расставляет все по своим местам. Никакой мистики, просто человек раскуривает сигарету, прячет зажигалку в карман джинсов, подходит к перилам и садится на них.

Сейчас он в полупрофиль ко мне — длинные темные волосы, полоска света на четкой линии скул и подбородка, взгляд устремлен куда-то в море. Он подносит сигарету к губам — медленный, плавный жест. Красно-желтый огонек описывает полукруг. Затейливый дымок поднимается к небу. Человек покачивает босой ногой. Второй раз за вечер я встречаю этот мужчину. Мне хочется разглядеть его получше, но в сложившейся ситуации я предпочитаю своего присутствия не обнаруживать. Наслаждаюсь, так сказать, композицией.

Обязательно надо будет потом нарисовать… Этакая ускользающая недосказанность, если вы любите такие вещи Хм… Скрип открывающейся двери отвлекает меня от погружения в чистое бездумное созерцательство. Кто-то еще появляется на пороге. Тишина оглушает. Свод небесный не обрушивается, мир не летит в тартарары. Я не падаю в обморок и не схожу с ума.

Я даже не думаю, что сплю. Все поражает своей обыденностью. Этот голос… Тембр, мягкость, необычное интонирование… Я узнаю человека, которому он принадлежит. Догадываюсь, кто именно стоит за его спиной. Полная беспомощность… «Главное — не задаваться вопросами…» Ох, Архео, Архео… И как тебе собственный рецепт, помогает? Если это вы пронеслись мимо с полчаса назад — мало от него толку. Ну да что теперь. Я пью твое горькое лекарство и наблюдаю, как причудливо плетутся судьбы двух непростых людей, ставших здесь чем-то иным, нежели частью прочитанной книги.

Боромир подходит к перилам. В руке — банка пива. Смотрит в землю. Лицо — его я вижу ясно — знакомое и непроницаемое. Некоторое время они пребывают в странной неподвижности.

Потом Боромир делает глоток и начинает: - Я помню тебя. То есть вспомнил, как только увидел… Так, внезапное озарение, знаешь ли. Одно утро моего раннего детства. Сколько же тогда мне было? Черт его знает… Я себя маленьким вообще-то плохо помню — только родителей, молодых совсем, всякие смутные отрывки, цвета, звуки, запахи… И тебя.

Можешь собой гордиться. Он кривится и продолжает, так же быстро, жестко, а иногда неуверенно, словно прислушиваясь. Видно, что не в его привычке откровенничать, да и вообще произносить длинные речи о себе: - Слова отца как сейчас слышу: «Что тебе еще надо, чужеземец?

Вы долго молча стоите друг напротив друга, и я пугаюсь. Для него ты дороже собственного сына. Часовые на башнях, воины гарнизона и последний никчемный нищий в городе повторяют твое имя. Что же дальше? Я первый и последний раз в жизни вижу, чтобы он вышел из себя: «Меня тебе не обмануть! И мне, поверь, плевать, кто ты на самом деле и откуда пришел!

Проклятье, мы его заслужили! А твое время закончилось давно, ты — просто история, сказка для малышни… Сказка, забытая всеми и никому не нужная. Оглянись — мир уже не тот. В нем тебе нет места. Так что просто уходи, Торонгиль. К себе на Север, к эльфам, в Мордор — мне все равно, куда.

Просто уходи. Пока у тебя есть такая возможность»… - Он замолкает. Его визави поворачивается наконец. Обманчиво спокойное движение. До боли знакомая манера, даже мурашки бегут по коже… Я знаю, что она — лишь прикрытие для силы, скрученной в пружину, готовой прорваться в нужный момент. Он выходит в полосу света. Черты, которые не раз рисовал мой карандаш.

Камень и бронза… Хочется приблизиться, чтобы взглянуть ему в глаза. Я отчетливо представляю их себе — серые и ясные, сосредоточенные и отрешенные одновременно… В них еще нет налета безумия, которое доведется встречать его врагам перед самой смертью — он намного моложе, чем тот рейнджер, что принял предначертанное.

И зеленые глаза Боромира пока свободны от отчаяния, воля не сломлена войной без надежды и конца. Он улыбается невесело и продолжает: - Тогда мне почему-то становится по-настоящему страшно.

Я, кажется, начинаю плакать… А ты идешь к двери. Проходишь мимо, останавливаешься на мгновение и смотришь на меня. Твоя тень закрывает солнце. Серебряная звезда на черном плаще… И я удивляюсь, как ты похож на моего отца. Это последнее, что помнится… Я потом часто видел во сне то утро. И, будь уверен, это был для меня чертовски плохой сон. Я его ненавидел. Она падает у самой корзины и крутится на полу, противно дребезжа. Собеседники смотрят на ее агонию. Банка успокаивается.

Ты думаешь, что у меня есть ответы на все вопросы? Черта с два! Он еще не научился в совершенстве скрывать эмоции. Ты говоришь обо мне в своем прошлом, но для меня это — далекое будущее. Торонгиль — пока не мое имя, и то утро еще не настало. Они стоят друг напротив друга, эти шахматные фигуры в непонятной игре, а доска кривая, чужая и на ней нет клеток. Ни черных, ни белых. Голос Боромира падает до шепота: - Ты веришь тому, что написано о нас?

Сдвинутые брови. Куда бы он не повел меня. Пока хватит сил. От такого трудно отказаться. Угораздило же… Но знаешь — я ведь могу и не допустить той ошибки.

Все переиграть. Мне, может, амбиции не позволяют быть второстепенным героем. И тогда мы посмотрим, кто у нас самый крутой… - Салютует воображаемым мечом и отвешивает шутовской поклон. Ну не хочется как-то, чтобы последним, что я увидел в жизни, была бы твоя растроганная физиономия.

Это у меня психика травмированная, с детства. Не сочти за изощренное оскорбление. И нежданная улыбка, сопровождающая слова, обезоруживает. Боромир смеется и отмахивается в притворном ужасе: - Не в этой жизни. Интонация неподражаемая. Потягивается, беззвучно подходит к мусорной корзине, наклоняется, поднимает что-то с пола. Ааааа, останки горемычной банки из-под пива! Он какое-то время держит ее на ладони, разглядывая с неуместной нежностью.

Потом хмыкает, бросает в нее свой окурок и отправляет в корзину. Дверь за ним закрывается. А банка все дымится, как маленький Ородруин. Captain Solo Выписки из мысленного дневника Солнце тонет в облаках.

Цикады просто сходят с ума. Я сижу у окна, со своей любимой толстой тетрадкой на коленях, и пытаюсь поверить в то, что я здесь. Здесь такие роскошные ночи Никаких слов любого языка не хватит, чтобы их описать. В первый раз, когда я увидела небо Италии, я стояла, запрокинув голову, так долго, что заболела шея Сочный бархат неба со слезинками звезд завораживает, затягивает У нас, на севере, небо похоже на бедного родственника - по ночам над моим домом сонно светится Большая Медведица, а зимой над горизонтом поднимается Орион, но звезды похожи на точки.

Здесь же Впрочем, я уже написала, что у меня нет слов, чтобы это описать. Лучше я напишу о тех, кто живет здесь, в Доме-на-Склоне. Как я уже успела понять из разговора с Ирнис, состоявшемся в сопровождении кофе на кухне, местные жители считают этот дом прообразом Бермудского треугольника.

Ну что ж, так веселее. Люблю впечатлять цивилов, они смешные Все, кто живет здесь, - замечательные люди. У меня такое ощущение. Странно, не так ли? Мой дом не здесь Он там, где Боромир, поэтому я вожу Боромира с собой Или он меня? В этом мы еще не до конца разобрались Ну вот. Дверь открывается совершенно бесшумно, как и все двери в этом доме, но шаги Боза я узнаю из тысячи. Я не поворачиваюсь к нему. Он подходит, садится на пол рядом с креслом. Прекращаю писать и смотрю на него.

Боромир глядит в пол, и вид у него у Боза, а не у пола несколько Это я так называю данный вид. Он означает, что Боромир чем-то озабочен, расстроен или пребывает в размышлениях. Кажется, сейчас я вижу последний вариант. Молча жду. Я жду: если он захочет, он все скажет сам. В противном случае от него не добьешься ни слова.

• Когда Можно Садиться За Руль После Алкоголя Таблица
• Где Можно Заклеить Лобовое Стекло
• Как Долго Можно Принимать Аминокислоты
• Можно Ли Без Автошколы Сдать На Права
• Когда Менять Ремень Грм На Киа Спортейдж 3
• Можно Ли Смазывать Замок Зажигания Силиконовой Смазкой
• Можно Ли Ездить Без Вакуумного Усилителя Тормозов
• Где Можно Поменять Права На Трактор